И вот — пробил час, действие началось. Буквально с первых минут зал не утихал до самого конца. В это трудно, конечно, поверить, но таких концертов в Архангельске еще не было. С каждой выступающей группой шум только нарастал, хотя, казалось бы…
И вот — пробил час, действие началось. Буквально с первых минут зал не утихал до самого конца. В это трудно, конечно, поверить, но таких концертов в Архангельске еще не было. С каждой выступающей группой шум только нарастал, хотя, казалось бы… однако именно так и было — дальше уж некуда, а оно все громче и громче. Хотя не было в то время никаких таких таблеток экстази там и прочее, все плотно сидели на портвейне и надо сказать, никто между рядами не падал. Изначально выстроив звук, я попросил ребят из технической группы никого к пульту не подпускать и ничего там не шевелить. Вот как выстроили вначале — так пусть у всех одинаково и будет. Пусть все будут в равных условиях.
Мы с Рауткиным решили перед концертом немного посидеть в тишине, отдохнуть. Да и Кинчев понял нас с полу-взгляда. Спросил — «а нет ли здесь где-нибудь потише?» Мы поднялись на второй этаж — там, рядом с кабинетом Олеси Викторовны, директора ДК, располагался наш зал бракосочетаний. Там висели красивые бархатные шторы цвета запёкшейся крови, и было тихо-тихо, только первый этаж мерно выдувал воздух: ух-ух, ух-ух… оставалось часа три до нашего выступления — самое время было предаться лёгкому одиночеству на троих. Расположились на подоконничке, тишина, покой. Взяли из буфета стаканы, разлили. Константин произнес краткий тост:
— «За попс!»
Тут мы переглянулись удивленно, и, видя наше смятение, Кинчев уточнил:
— «Ну, за попс, ребята! Чтобы сегодня, в этот прекрасный вечер мы подняли попс на величайший уровень, недосягаемую высоту!
Эту фразу я очень хорошо запомнил. Мы поняли, что это совершенно новый, только появившийся в столицах термин, применимый к нашему действу. Что-то в слове «попс» нам не очень нравилось, однако в устах Кинчева все приобретало особый смысл, по крайней мере, раз он так сказал, значит, оно и правильно. Потом мы этот не до конца понятный в смысле своем тост именно так и произносили… В общем, чокнулись мы, поднесли стаканы к губам, и тут дверь в зал широко распахнулась и вошла директор клуба. Так мы и застыли с по-гусарски согнутыми в локтях руками. Пить в присутствии главного должностного лица было неудобно, но и спрятать уже поздно… Олеся Викторовна посмотрела на нас, улыбнулась, погрозила пальчиком, вышла и закрыла дверь без вопросов вообще. До чего же мудрая женщина! Кинчев удивленно спросил «Кто это?» Я ответил… впору был бы тост «за понимание». Но пили мы за попс. Осушив портвейн, мы подались вниз, собирать своих. На прощание, Константин еще раз произнёс:
— «Только помни, Серёга! Голос и барабаны. Барабаны и голос…
Что касается выступления Облачного Края, мне трудно сейчас судить. Мы на репетициях прогнали программу десятки раз и могли все тянуть лишь на моторике. Это как раз тот был случай, когда на сцену можно было просто выйти и ничего не играть… я не слышал вообще ничего. Дома, неподключенная гитара ночью в постели звучала и то громче. Я и Рауткина не слышал ни бельмеса — все тексты буйно пел весь зал. Вот что значит — вовремя сделанная и распространённая запись.
Мы играли честно, от души, правда, вслепую. Всех поразил внешний вид Олега Рауткина — зал взревел, распознав во фронтмэне своего героя, невиданного досель никем. Олег же пуще всех подошел к своему внешнему виду. Он умудрился достать совершенно не советские брюки в обтяжку, западные-презападные, с тигровым, ярко-оранжевым в пятнах окрасом. Мы все пытали его — где удалось нарыть такие брюки, но он молчал, не говорил. Позже мы узнали, что этот предмет он сутюжил у каких-то девчонок… но выглядел он абсолютно и совершенно.
Сначала вышли мы, начали вступление, и только тогда, в полном раже вылетел на авансцену Олег в черной кожаной куртке на голое тело, и в этих, угрожающего вида штанах, одним прыжком из-за кулис, за полторы секунды до начала голосовой партии… было очень эффектно. Дальше можно было уже ничего и не петь… Потом рассказывали, что местами его голос даже перекрывал собой непрерывный шум зала. Вспышки фотоаппаратов непрерывно щелкали всё наше выступление. Было много-много фотографий, в том числе и цветных, и надо ли говорить, что служили доминантой в этих документах… рауткины брюки.
Когда мы играли заключительную композицию из альбома «Стремя и Люди», на словах «слышен топот людей и сапог» все музыканты, выступившие на фестивале, облачившись, каждый во что горазд, прошли перед задником нескончаемым гуськом. Они орали в такт музыке и двинулись на публику. Кто-то из чайника стал поливать первые ряды холодной водой… играли мы 25 минут, но они пролетели в секунду! Я испытывал волнение, подобно Юрию Алексеевичу Гагарину, вернувшемуся из космоса.
Помню, как сошел со сцены — еще весь разгорячённый, одни меня тянут туда, другие сюда, а на мне футболка такая была с обложкой пластинки Iron Maiden «The Killers» 81 года и такой футболки не было ни у кого. Её привёз мой друг, одноклассник Миша Груц, моряк, из первого же своего рейса в Великобританию. Он дал мне её на концерт, и я в ней смотрелся как Бог! Сейчас-то уже их, этих футболок разных самых, вон — полно везде… а тогда — я был в ней просто красавец. За эту футболку все меня тащили, растягивая её, но мне уже было всё равно… вдруг, откуда ни возьмись, предо мною выросла маленькая девчушка:
— «Сергей, мы так долго ждали вашего выступления, я в таком восторге, можно вам сделать подарок, я сама его сделала… И вручает мне что-то деревянное, похожее на что-то между рюмкой и кубком, расписанное красками… девочка была очень маленькая, совсем подросток, я не обратил на неё пристального внимания… Надо ли говорить каково было удивление, когда месяцем позже мы встретились с этой девочкой-подростком несколько в иных условиях, после чего она стала моей собственной женой…
Тем временем в антракте, устроенном для настройки «Алисы», в фойе была установлена урна для голосований, в которую каждый зритель должен был оторвать и вбросить билетный корешок, написав на нем название группы, лучшей на тот момент. Разыгрывалось всего одно призовое место — никто из зрителей не обошел вниманием это действо, и урна быстро наполнилась отрывными купонами. Их пересчитывали во время выступления наших ленинградских гостей.
Алиса не вышла на сцену до тех пор, пока я, — вырвавшийся из под нерегламентированного взаимодействия талантов и поклонников, — не пробрался в зал, на микшерский пульт. Только когда я в микрофон сказал, что все настроено, и можно начинать, в зале погас весь свет. На первой песне «Мое поколение», я стал выводить все инструменты на нужный уровень, чтобы они ни голосу не мешали, ни барабанам. Звучало всё очень сухо, и чтобы перекричать шум зала мне пришлось вывести мастер почти наполную.
В зале воцарилось абсолютное бесовство, и я не слышал не то, что инструментов там или барабанов и голоса — не слышал вообще ничего. Звукорежиссер на пульте, я не слышал ничего вообще. Сам — только что со сцены, из под комбиков и барабанной установки — да в зал, к пульту, в центр кишащих бандерлогов… Сразу скажу, что вспомнить мне, кроме орущей вокруг субстанции нечего… было круто, громко, только и всего. Я только что сам отыграл дебют, и у меня была напрочь сорвана крыша…
Закончился концерт, и на сцену вывалили все, кто принимал участие в фестивале под одобрительные выкрики зала. Вышел наш президент Николай Дубинин. Объявил о закрытии фестиваля и для подведения итогов предоставил слово директору Олесе Викторовне Солодухиной. Замечательная женщина, она мерно подплыла к микрофону и медленно произнесла сакральное:
— «По результатам голосования зрителей лучшая группа нашего города… Облачный Край!…», и вручила мне здоровенный металлический кубок. Надо сказать, что подобное волнение я испытывал в девять лет, когда мне повязывали пионерский галстук. Не стану лукавить, я этого ожидал, но всё ж сомнение таки было — по правде сказать, были и очень сильные коллективы…
Уже после, когда все уже расходились счастливые и довольные, Костя стал искать свой свитер. А свитер ему связала мама, он был объемный такой, красный, с огромной ярко-чёрной буквой «А». И вот этот свитер пропал из гримёрки. Такое у Кости расстройство было на лице — не передать. Я даже не совсем понял, в чем проблема — ну пропал свитер. У меня тоже быта такая мохнашка, я в ней был похож на Кинг-Конга, так вот она тоже пропала, но мне это как-то в тот момент… особенно не волновало. Но Костя огорчился не на шутку:
— «Ты понимаешь, просто этот свитер мне связала мама, она хотела просто красный, но я попросил вывязать букву «А», и так жаль, что…»
У Кости сей свитер, был, как талисман, приносящий удачу. Я понял, что ответственность на мне — ведь фактически, я пригласил группу к нам и вот — пропала вещь. Перерыли всё, но не нашли. Сели, переживаем все вместе и вдруг… хлопает входная дверь, топот по коридору… вбегает один из наших архангельских музыкантов, и в руках у него красный свитер. Парень приехал домой, обнаружил в своём рюкзаке Костин свитер и пулей примчался обратно. Надо было видеть лицо Кинчева в тот момент. Его озарило солнцем. Он обнялся с парнем, написал ему автограф, и воцарилось такое благолепие вокруг… все стали вынимать, что у каждого было припасено на дальний случай. У кого две, у кого три — все одновременно заговорили, зашутили, заоткрывали свои бутылки, синхронно наполняя гранёные стаканы и так, нашему фестивалю была поставлена яркая точка.
Кинчев знал, что фестиваль проходит на нашей родной базе, и попросил меня показать ему легендарную поморскую студию. Зайдя туда и увидев, на чем мы репетируем и пишемся, спросил, неужели я смогу теперь работать в каких-то иных, менее приспособленных условиях, чем многоканалка у Тропилло. Кинчев испугался, увидев два враскаряку торчащих Тембра и пульт, спросил: «это» играет? Я напомнил ему, что на «этом» у Вишни «Кино» и еще куча всего преспокойно писалось и ни чуточки не стёрлось до сих пор. И вообще, альбом мы, конечно же, запишем у Тропилло, но разве в том дело?
В Архангельске было много различных рок-групп и ни одна из них не состояла в дружбе с Андреем Тропилло. Стояла задача развить это движение, усилить его и углубить. И студию мы построили не просто для себя, что б не прерывать процесс звукозаписи и делать заметки на будущее… конечно, в процессе работы в студии совершенствуешься, набираешь опыт. С большим энтузиазмом я записывал в нашей студии местные коллективы. Мне хотелось, чтобы помимо нашей музыки появлялась еще и другая сторона медали, запечатлеть для истории как можно больше хороших групп, и я записывал отнюдь не только тяжелый рок. На этих ржавых магнитофонах было записано много разных альбомов, которые, при желании можно даже сегодня купить в Архангельске. «Сцена», «Аутодафе», «Святая Луиза», «Блюз-инспектор», а также сильной металлической группы «Тор», во главе с Александром Коптевым, которая произвела впечатление на питерских музыкантов своей мощью и виртуозной техникой исполнения, коей не мог похвастаться никто, даже в Северной столице.
Ныне же Шура. Коптев — отец Александр, главный поп города Онега. И остальные музыканты там были… ух! Их бас-гитариста Андрея Зубрикова мы звали не иначе, как «Кудесник», потому что финты, которые он выделывал на басу, были неподвластны простым смертным. Барабанщик — Александр Харев — считался лучшим в городе. Он и по сей день в строю, играет на ударных в группе «Blind Vandal», записавшей последний свой альбом на студии ДДТ. Много мы тогда записали, я назвал самые удачные примеры, но главное — шел процесс, и мы работали…
Событие получило хорошую прессу:
«Весенний фестиваль был тщательно подготовлен и прошел с большой помпой, явившись новым мощным этапом возрождения. Участие уже ставшей знаменитой «Алисы» и первое в истории выступление «Облачного Края» — это был пусть маленький, провинциальный, но фурор. Групп было очень много. Поиграть дали всем, и картина получилась полной. Попсовики в своем наивном профессионализме были так смешны, что повыступав годик, больше никогда не примешивались к рокерам. С этих дней базой рок-клуба стала «Красная Кузница»
В целом, значение рок-фестиваля для Архангельска трудно переоценить. Молодежь, воодушевлённая нашим первым мероприятием, вооружилась гитарами, и сразу же появилось много новых коллективов, из числа тех самых зрителей. Мероприятие послужило огромным стимулом для юных дарований — рок в Архангельске крепко встал на ноги. Нас уже ни откуда не выгоняли, ничего не отнимали, однако и не давали тоже особо ничего.
А нам понравилось выступать! Очень хотелось еще. И Косте понравился наш прием. В ответ на наше приглашение группы «Алиса» в Архангельск, ленинградский рок-клуб совместно с клубом «Фонограф» в ЛДМ пригласили нас и «Аутодафе» сыграть концерт с «Алисой» в Ленинграде. Всем миром сажали ребят на самолет, вспоминая портвейн у директора, про свитер и, конечно же, ментов, с которыми у Кинчева уже складывались нелёгкие отношения…
Со слов автора записал Алексей Вишня.
Для Специального радио. Март 2006