Много событий случилось за это время, много людей я узнал, многие тайны открылись, но буду идти по порядку, раз уже выработался сей формат повествования. Переживая практически полную творческую импотенцию, я занимался штатной рутинной звукорежиссурой: писал всех, кто писался. Однако чувствовал себя оторванным от жизни, творчества: чего-то мне никак не хватало, а именно – простого общения с соратниками, родными архангельскими ребятами…
Много событий случилось за это время, много людей я узнал, многие тайны открылись, но буду идти по порядку, раз уже выработался сей формат повествования. Переживая практически полную творческую импотенцию, я занимался штатной рутинной звукорежиссурой: писал всех, кто писался. Однако чувствовал себя оторванным от жизни, творчества: чего-то мне никак не хватало, а именно – простого общения с соратниками, родными архангельскими ребятами…
Группы ОК в то время просто физически не существовало, и я очень скучал по своим, родным, мне хотелось услышать североморский говор, присущий лишь нашим, и отдохновение, наконец, улыбнулось мне: сошелся с группой «Новая Земля». Первую попытку записать их альбом мы предпринимали еще в 1992 году на Тропилловских «Тембрах», что было весьма кустарно. Здесь был шанс воплотить тот материал в куда лучшем качестве, и я инициировал их запись.
Мне нравилась «Новая Земля». У них был классный барабанщик – тот самый Александр Харев, сбивший с истинного пути нашего Юру Кораблёва, затащив его на злополучный день рождения, на котором ему порезали ладонь накануне нашей записи. В декабре 1993 они приехали, разместились прямо там – в студии, благо место позволяло. Однако именно с барабанами тогда произошла страшная закавыка.
По наработанной тогда технологии вся запись начиналась с клика. Определялся темп произведения, выбирался канал, и прописывался метроном, на который насаждалась ритм-секция: барабаны, ритм- или рифф-гитара и бас. Я уже давно приучил их репетировать под метроном, однако Шура Харев под метроном никогда не играл. Это стало для него настоящим испытанием. При всей своей замечательной технике ему метроном попросту мешал нормально играть. По прошествии недели он натренировался, и ему стало легче, однако чувствовалось в его игре упрямое нежелание служить ведомым холодной цифры.
А дело было в декабре, приближались новогодние каникулы. Это не самое лучшее время для работы: в России новый год – особый сезон. Только они разыгрались как следует, как незаметно наступило 31-е декабря, а деньги все – что у меня, что у ребят – закончились. И идти совсем было некуда. Я-то мог уйти праздновать в другое место, благо друзей и знакомых в Питере хватало. Однако бросать голодный коллектив в такой ситуации было грешно. Я за них отвечал.
Сидели мы не больно-таки весёлые – по телевизору ежеминутно напоминали о том, что вот-вот наступит новый 1994-й год, а мы не то что ни в одном глазу – маковой росинки с утра во рту не держали. И вдруг, как всегда вовремя появляется сам хозяин студии! Как почувствовал Андрей Владимирович, что пора бы ему появиться в родных пенатах и посмотреть, как тут и что происходит, и нагрянул с инспекцией: «Ну что, трезвые?» – «Да, да…» – «Запись идёт?» – «Идёт…» – «А что приуныли так?» – «Да, типа вон ведь как получается – сухари закончились вчера…» – «Ну, добро. Пусть кто-нибудь из вас спустится со мной».
Спустились, открывает багажник – кульки. Много пакетов. «Это вам от меня презент, с Новым Годом, – обрадованные, мы застыли, словно в столбняке от неожиданности, – сейчас можете не смотреть, разложите всё на кухне и – вперёд, а я поехал к родным».
Когда ребята с пакетами скрылись в подъезде, Андрей предупредил меня: «Знаешь, сейчас праздники, несколько дней тут никого нигде не будет, и может случиться всё, вплоть до нападения на студию – что угодно. Поэтому держите ухо востро».
У Тропилло всегда было полно недоброжелателей, а попросту врагов, которые могли воспользоваться праздничной беспечностью и совершить всевозможные, недружественные акции, о чем Андрей уже неоднократно был ими предупреждён. Как самый старший, я должен был сохранить рассудок, и в случае чего – немедленно звонить по телефону, на котором всю ночь будет находиться Андрей.
Предчувствие его не обмануло… Встретили мы Новый год достойно: к моменту сакрального боя курантов уже все были сыты, пьяны, и нос был, пожалуй, даже в табаке, да и не только – всем уже было ординарно хорошо. Обещание о трезвости, данное Андрею, я выполнил. А часам к четырём утра, когда всё жидкое было выпито, а сухое съедено, все рубанулись там-же, где и сидели.
Я решил сделать дежурный обход. Проверить окна, дверь. Студия находилась на последнем этаже – прямо под крышей. Дверь в студию была к тому времени еще деревянной, но от основной лестницы её предусмотрительно отделяла массивная решетка из металлических прутьев с большой палец толщиной. Она упиралась в потолок, а верх её был увенчан орнаментом из обычной классической колючей проволоки.
Вышел я на площадку: за мною открытая дверь в студию, а я у решетки стою, размышляю – спуститься вниз, погулять или нет… и тут слышу – шум внизу. Хлопнула дверь, и послышались шаги. А ведь подъезд тот был нежилой – там одни конторы на всех этажах – всё закрыто. Подумал, зашли гуляки в парадную пописать, да и всё… Ан-нет: поднимаются мерным шагом один, второй, третий… молча идут, перебросились лишь парой фраз.
Выглянул в проём, и в это время сталкиваюсь глазами с первым идущим. Сразу понял, что грядёт по нашу душу приключение: по их внешнему виду было ясно, что делегация эта – отнюдь не дружественная, потому что у всех были конкретные бритые черепа и кожаные куртки. Не путать со скинхедами, потому что в то время так ходили уличные бандюги, организованные в бригады, то есть из нижнего звена.
Встретившись с ним глазами, я сразу всё понял, и тот понял, что я всё понял. Он что-то крикнул своим товарищам, и они побежали уже бегом. Я вбежал в студию, не закрывая дверь, ибо решетка, которую не перелезть, и давай звать Костю Стрелкова, самого мощного нашего бойца, а тот… спит беспробудным детским сном. Второй Костя Хвостенко – Дедушка Попс – спал тем же сном. Попробовал растолкать старого пограничника, но Егор Мартынюк, гитарист, тоже не отозвался.
Я выглянул за дверь: в двух метрах, прямо перед решёткой увидел эти страшные рожи и подумал, да… есть еще время. Это препятствие так уже сходу им не преодолеть. В студии был телефон, нелегально подключённый к детской библиотеке имени Гайдара, им я и воспользовался: звоню Тропилло. Трубку не поднимали долго, но всё-таки, на счастье, ответил Андрей. – «Андрей, это я, – по моему голосу он понял, что звоню я не для того, чтобы поздравить его с наступившим праздником». – «Ну что там у вас». – «То самое, о чем ты предупреждал». – «Сколько их?» – «Четверо или пятеро стоят у решётки, думают, что делать».
У Андрея был хороший знакомый в организации, носящей аббревиатуру СОБР. Он был командиром отряда. Это было некое милицейское образование типа ОМОН, но только круче: они не принимали участия в обеспечении порядка на улице, а занимались более серьёзными делами. В тот день как раз они были на дежурстве, поэтому Андрей незамедлительно сделал туда звонок. – «Сейчас я позвоню, они приедут в течение нескольких минут. Вы там держитесь, не допустите, чтоб эти громилы проникли в студию».
Положил трубку и осмелел: подмога вызвана, плюс алкоголь оказал положительное влияние, в общем, выглянул наружу – стоят, переминаются. Мобил тогда ни у кого не было – посоветоваться, что делать дальше, им было не с кем. Приоткрыв дверь, кричу им: «Ну что встали то, бараны? Уроды! Пришли студию разгромить? А вот нет. Давайте валите отсюда, пока уши на носу». – «Ты чо, козёл, там вякаешь, а ну закрой свою пасть, щас мы тут всё разнесем»…
Подкреплённый сознанием, что вот-вот прибудет милиция, я занял оборону. Высовываться было стрёмно – вдруг у них есть пистолет – шмальнут мне в лоб, и до свидания… Вокруг меня в прихожей стоял довольно-таки солидный запас пустых бутылок, много из под шампанского. Я разложил их перед собой, словно защитник Брестской крепости и, спровоцированный их угрозами, открыл по решётке ураганный, шквальный огонь. Шансов попасть в чью-то лысину у меня не было: бутылки все как одна разлетались об решётку, осыпая их бесчисленным количеством острых, разящих мелких осколков. Бутылок у нас было очень много.
Всё это сопровождалось таким грохотом, прорезающим ночную тишину – они такого явно не ожидали. Тем паче, что прыть я развил нешуточную – бросался «гранатами» так часто, как будто бы не один человек воюет, а как минимум три. Бритые рожи спустились на этаж ниже, откуда стали осыпать меня лютой бранью. Ошибся я тогда: выглянул и крикнул им, что ОМОН уже вызван, щас они свое получат, но… не успело эхо моих слов долететь обратно, как внизу хлопнула дверь и воцарилась тишина. А еще спустя минуту я услышал топот бегущих сапог.
Люди в масках, с автоматами наперевес, сразу оценили обстановку. Поняв, что я на своём месте, решетка на месте, дверь на месте, спросили: «Целы все?» – «Все целы, заходите, пожалуйста, все спят». – «Нет, не надо, порядок, в общем?» – «Да все нормально». – «А где эти?» – «Внизу…»
Часть бойцов отделилась, побежали вниз, но тех уже и след простыл. – «Ты, наверное, сказал им, что мы едем, да?» – «Увы…» – «Эт-ты зря. Мы сидели, скучали, только вышли поразмяться – а ты спугнул. Но хорошо хоть целы все».
Так и встретили мы Новый год. Спасла нас чудо-решётка, ибо не было бы её – хана наверняка. Деревянную дверь они бы вынесли в два счета. Андрей перестраховался, и сразу после этого случая поставил мощную железную дверь, толщиной с руку. Парни из группы Новая Земля так ничего и не слышали. Лишь только утром, когда у них кончились сигареты, и они пошли наружу, то, выйдя за пределы нашего укрепрайона, ахнули: «Что это было сегодня здесь?» – Я не хотел их пугать внутренними нашими делами и проблемами, поэтому честно признался: «Да, видать что-то не поделили тут у нас, наверное». – «Крепко не поделили, не иначе», – грустно заметили они. Осколки собирать никому не улыбалось.
К полудню, когда все парни уже проснулись, я их мобилизовал на уборку лестничной клетки. Спустя час уже ничто не напоминало о разыгравшемся в ту ночь сражении. Днем приехал Андрей, посмотрел на нас и выдал премию в виде ящика пива, семи бутылок церковного вина типа Кагор, и скромной денежной суммы, что в тот момент для нас было как нельзя кстати.
С того дня работа над записью альбома группы «Новая Земля» проходила в удвоенном темпе. К концу января мы уже всё с ними записали. Неделя ушла на сведение, мы уже были готовы заканчивать. Андрею нравился получающийся материал, и он уже потирал свои золотые руки, в предчувствии неординарного, очень симпатичного нового релиза.
В один из дней, когда почти уже всё было готово, в студию неожиданно приехал Алексей Вишня. Ему срочно нужно было в новую песню записать голос. Песня принадлежала его личным питомцам, группе «Кофе». Этих ребят записывал только он, причем не один альбом, а несколько: два или три. Ту песню он лихо тогда задвинул эстрадно-театральной артистке Наташе Сорокиной, известной в то время своими выступлениями в «Театре-Буфф»:
Оу-оу-ооо, ставлю на зеро
это странный ход, но на зеро всегда везло…
Появился Вишня как всегда неожиданно, шумно, с присущим ему оптимизмом и заразительным, весёлым смехом. Увидав живописные ново-земельские рожи, опросил меня – кто, что играют. Я ему поставил, ему понравилось. Их песни напоминали питерскую группу «Ноль» и Федю Чистякова, который слился в то время глубоко: недорезав до конца причину всех бед на Земле, он стационарно получал терапию в специальном лечебном заведении, освободив занятую только им, нишу.
Вишня приехал не один, с ним был его друг Олег Кушнирёв, ночной ведущий программ «Радио Балтика». Задача заключалась в том, чтобы наложить его строчку поверх голоса вокалистки, чтобы вызвать контраст голосов. У Кушнирёва очень низкий, сугубо радийный голос. Я всё им записал, и на прощание поставил песню «Новой Земли». Им обоим очень понравился номер, и Олег предложил поставить его в эфире. Я сделал ему копию на DAT.
Наутро, Андрей Тропилло, собираясь на работу, сидел и завтракал. На кухне играло радио. Каково же было его удивление, когда из приёмника прозвучало: «В эфире – музыкальные новости. В студии АНТРОП закончена работа над альбомом молодой архангельской группы Новая Земля «Северное чудо». В записи принимал участие их земляк, легендарный лидер группы «Облачный Край» Сергей Богаев. Хочу обратить ваше самое пристальное внимание на одну из песен, она носит название «Тюп-тюрюп», – от неожиданности Тропилло поперхнулся бутербродом, но ручаюсь: обрадовался.
Пора было уже уезжать, но денег не было. В один из дней позвонил Тропилло и пригласил нас в офис, сказав, что здесь лежит для нас какая-то денежка. Появилась возможность уехать, чем мы и занялись: купили билеты, затарились в дорогу. Андрей передал через меня крупную сумму денег своему партнёру в Архангельске. Я положил эту котлету в нагрудный карман кожаной куртки. Туда же положил пару хороших японских аудиокассет – таких днём с огнём было на Родине не найти. В поезд мы погрузились уже довольно хорошие: закуски никакой у нас не было как всегда – только бухла море.
Основными любителями поискать на жопу приключений у нас были оба Кости – Стрелков и Хвостенко. Выпив, им непременно нужно было пошастать по вагонам, позадираться к пассажирам, поприставать к девчонкам, а то и дать кому-нибудь в морду, если повезёт… Молодость, горячая кровь. Мы остались в купе, а оба Кости двинулись по составу. Кончилось это печально: на подъезде к Вологде мы уже стали срубаться, и остались мы с Егором, который пограничник. Куртку повесил на плечики около двери. В Вологде этих орлов сняли прямо с поезда и – в вытрезвитель. Проводница заложила нас. Менты нас попытались было разбудить, но тщетно. Сорока минут стоянки для этого не хватило.
Утром просыпаюсь – нет обоих Кость. И куртки моей, кожаной, тоже нет. Скорбное предчувствие сдавило сердце мерзкой, слизистой, пупырчатой жабой: «Деньги!» – подумал я, но хули думать тут, на самом деле… их не было, и всё…
Проводница рассказала нам, как сняли с поезда наших товарищей за то, что приставали к пассажирам в нетрезвом состоянии, и что нас спасло лишь то, что мы спали. Мысль, что стражи порядка будили нас, тихих и спящих, чтобы отвезти в вытрезвитель, вызвала чувство стыда и брезгливости за свою родную страну, в которой менты имеют право зайти в оплаченное купе, теребить спящих пассажиров, чтобы разбудить их, и доставить в вытрезвитель. Если бы в тот момент я допетрил, кто украл мою куртку – я бы задушил эту суку-проводницу. Вместо этого я взял у неё чай и вернулся в купе. Подумалось, может Костя одел мою новенькую куртку, ибо его – старая и замызганная – висела на месте. Теша себя надеждой, доехали до Архангельска.
Выхожу… в одной футболке. Так получилось, что свитер я оставил в студии. А на дворе — февральские морозы, полярный круг, все дела. В одной руке сумка, в другой – гитара, пошел на стоянку такси. – «Ты что, с Крыма?» – «Бери выше – Эфиопия…»
Спустя пару дней оба Кости вернулись домой, так же в одних футболках. Куртки они свои благополучно выцепили у проводников нашего вагона, однако моя, дорогая и полная денег, документов и японских аудиокассет, канула в лету. Сдается мне, что взяли куртку правоохранительные органы, не добудившись нас, в качестве компенсации за тщетный труд они взяли наши деньги и поделили… Больно так думать, но что же можно еще себе представить? Проводница клятвенно заверила нас, что в течение всей ночи она секла поляну, и никто, кроме вызванных ею ментов, в наше купе не заходил.
Было там ни много ни мало – триста тысяч рублей. Не понимал я тогда, что по нам зазывно звенит страшный колокол судьбы: нужно было завязывать с пьянками в дороге, да и вообще по жизни столько разных есть моментов… только звона я того так и не услышал.
(продолжение следует)
Записал Алексей Вишня.